— Как где? — ответил Платоныч. — Ты что же, парень, не знаешь, что ли, — на заводе ночью взрыв был?! Ну, все там и сейчас.
— Взрыв?
— Ну да. Так рвануло — на улице ни одного стекла целого не осталось. Там милиция кругом стоит, никого не пропускают.
Платоныч дал газ. Автомобиль мягко рвануло вперед.
— Как взрыв? Отчего? — допытывался Миша.
Но Платоныч отвечал односложно:
— Вот разберутся — узнаем.
На углу Садовой Платоныч обернулся к Мише:
— По дороге к тебе у меня давеча такой случай вышел: спустил баллон, а запасного не было. Что ты будешь делать! Придется, думаю, парню на трамвае за мамашей ехать. Смотрю, сзади другая машина остановилась. Вылезает шофер, подходит. «Что, — говорит, — спустила?» — «Да, спустила». — «Могу одолжить баллон, есть в запасе». — «Спасибо, — говорю, — вот как выручишь…» Пока я возился, он рядом стоял. Такой приятный парень. Все расспрашивал, где работаю, сколько получаю, кого возить приходится. Пока я работал, он взял да уехал. Так вот и не знаю теперь, кому баллон должен. Ну, да он найдет. Знает ведь, где я работаю. Вот, Миша, какие дела… Какие хорошие люди есть!
Подъехали к вокзалу. Поезд немного опаздывал. Тонко дребезжали звонки грузовых вагонеток, бегали носильщики, репродукторы настойчиво приглашали зайти к дежурному по вокзалу Пелагею Тихоновну Орешкову, наверное потерявшую документы. Толпились пассажиры с пригородных поездов. В конце платформы звонко смеялась девушка.
Поезд подошел к платформе. Еще гремели буфера, но уже слышались приветствия, смех.
Расталкивая народ, Миша бросился к вагону.
— Мама!
— Миша!
— Какая ты стала черная! — воскликнул он, целуя загоревшую щеку матери.
— У вас совсем взрослый сын, Клавдия Павловна…
Миша оглянулся: рядом стояла молодая женщина в скромном костюме, с чемоданом и большим букетом цветов в руках.
— Познакомься, Миша, — сказала мать: — это Нина Дмитриевна — моя знакомая по Крыму.
Нина Дмитриевна опустила чемодан и, улыбаясь, протянула руку.
— Я думаю, что мы и с вашим сыном будем приятелями, — сказала она.
— Конечно, — ответила Клавдия Павловна. — Знаешь, Мишук, Нина Дмитриевна едет очень далеко — на Дальний Восток. Она несколько дней погостит у нас.
— А вы, Миша, должны показать мне Москву, — улыбнулась гостья. — Я здесь в первый раз.
— Пожалуйста, — сказал Миша, — у меня сейчас каникулы.
Он уловил беспокойный взгляд матери и догадался, о чем она хочет спросить.
— Знаешь, мама, папа не мог приехать на вокзал, у него очень важные дела.
— Вот видите, Нина Дмитриевна, — вздохнула мать, — я говорила, что он будет занят.
— О, у вашего мужа такая интересная работа!
— Да, но он мало бывает в семье.
Переговариваясь, они спустились в тоннель.
У выхода на площадь Нину Дмитриевну кто-то толкнул, и она выронила сумочку.
Невысокий, плотный мужчина в военном костюме нагнулся, поднял сумочку и подал Нине Дмитриевне. В руках у него были цветы.
— Старайтесь всё покрепче держать, — любезно проговорил он.
— Благодарю вас, постараюсь.
Человек исчез в толпе.
— Я чуть не потеряла документы и деньги, — сказала Нина Дмитриевна. — И все из-за этих цветов…
— Помоги Нине Дмитриевне, — заметила Мише мать: — какой ты недогадливый.
Миша взял букет. Это были крупные, уже начавшие слегка вянуть белые розы. От них исходил тонкий, нежный аромат.
Миша захлопнул за матерью и гостьей дверцу машины и уселся рядом с Платонычем. Автомобиль пересек площадь и свернул на широкую улицу.
— Смотри-ка, — удивленно проговорил Платоныч, толкнув Мишу локтем и кивая на шоферское зеркало перед собой, — смотри-ка, вот тот парень, что мне баллон одолжил. Ах ты, какое дело!.. Нельзя остановить…
Миша заглянул в зеркало и увидел идущую позади машину. Она шла за ними неотступно…
Вот и переулок, в котором живут Сергеевы. Платоныч остановился у знакомого подъезда. Идущая следом машина сделала крутой разворот, рванулась вперед и скрылась за углом.
Партийное собрание в институте подходило к концу. В повестке дня стоял только один вопрос — о бдительности. В зале было душно и накурено, нехватало стульев, и некоторые из присутствующих расположились на подоконниках.
— Слово товарищу Сергееву, — объявил председатель.
Прежде чем начать говорить, Сергеев внимательно осмотрел сидящих. В зале сидели люди, с которыми он много лет работал, был связан общими интересами, изобретательской и партийной работой… Так почему же большинство выступавших до него говорили, что вчерашний взрыв дело врага? Откуда враг мог пробраться к ним, в их среду? Ерунда, не может быть…
— Товарищи, — начал Сергеев свою речь, — я не могу согласиться с теми, кто считает вчерашний взрыв делом рук врага. На врага, да к тому же непойманного, легче всего валить. Я считаю, что дело проще простого: невнимательны мы — в этом главное. У нас много молодых, малоопытных работников, контроля над ними нет. Крантик, винтик отвернут, да так и оставят. Дело, кажется, пустяковое, а всё, очевидно, отсюда и началось. Невнимательны мы, товарищи, до неряшливости невнимательны. Вот в чем корень зла…
Сергееву не пришлось кончить своей речи. Гул возмущения, протеста нарастал в зале. С мест послышались крики:
— Не туда гнешь, Алексей Федорович… Кабинетным ученым сделался… Не видишь, что вокруг делается…